МОЙ СЫНОЧЕК. СУБЪЕКТИВНЫЕ ЗАМЕТКИ ОБ АБОРТЕ И ЭВТАНАЗИИ

«Ты против абортов и эвтаназии? — сказала мне подруга, человек исключительно порядочный, добрый, и вообще, я ее очень люблю. — А по мне, так это одно из величайших достижений гуманности человечества. И одно из свидетельств роста духовности и милосердия».

 Я тогда предложила оставить эту тему, поскольку чувствовала неготовность обеих в тот момент спокойно, без эмоций, обид и колкостей обсудить столь тонкий вопрос. Но «заноза» осталась.

Вопросы эти, что называется, больные. Противнику упомянутых вещей, как правило, предлагается такой вот аргумент: «Тебе легко говорить, когда у тебя… А ты встань на мое (или чье-то) место!»

Ну что ж. На чье-то встать мне не получится — так как это будет опять теория. Вспомню, что было со мной. Ибо так случилось, что за сравнительно короткий промежуток времени меня коснулись обе эти проблемы.

Замуж я вышла в 20 лет. Через неделю после свадьбы нам с мужем дали комнату в общежитии площадью 7,5 метров. Мы были счастливы — наконец-то у нас есть свой дом! «Но с детьми пока подождем, — сказал супруг. — Сама видишь, даже кроватку некуда поставить». Я легко согласилась. (Надо сказать, что в то время я хоть и верила в Бога, но вера эта была вполне языческая, и никакими условностями-заповедями меня не связывала.) Прошел месяц, другой. Мы старательно соблюдали все предосторожности. Но вот однажды мне что-то показалось. И я, напуганная, сообщила мужу, что, похоже… Ту его счастливую улыбку я вижу до сих пор. Правда, она тут же сменилась озабоченной гримасой. Через день выяснилось, что тревога было ложной. Однако, нам кое-что уже стало ясно друг про друга. И, спустя месяца полтора, мы уже таинственно улыбались на заклинания друзей и родных «не заводить детей, пожить для себя».

Дело было в конце осени. Грипп гулял по городку, пришел и к нам. И с десятинедельным животом я улеглась в больницу — острый риносинусит, осложнение после злополучного гриппа. Ту пятницу я тоже помню вот уже одиннадцать лет.

— Беременная? — нахмурилась молоденькая врач. — Ну, это ничего. В понедельник пойдешь в соседнее здание, знаешь, где гинекология? Там сделаешь аборт быстренько, и — к нам. И тогда уже спокойно будешь лечиться, а то тебе непонятно сейчас, что можно. А за ребенка не волнуйся — гриппом болела, все равно урод будет. В следующий раз поаккуратнее будь. Операции тоже не бойся — по направлению нашему, под общим наркозом сделают.

Вечером пришел муж. Я вышла к нему со страшной головной болью, подбитым глазом (ко всему прочему, во время откачки, видимо, у меня затронули какой-то нерв в носу или сосуд, не знаю) и зареванная, передала слова врача. О, как мне хотелось, чтобы он сказал твердо: «нет!». Но он, как и я, как и та врач, был всего лишь сыном своего времени. И в Бога верил не больше моего. Поэтому он только поник головой и сказал, что — раз надо, то… Но, может, все-таки как-нибудь?..

Я тоже надеялась на это «все-таки как-нибудь». Надеялась до утра понедельника. Спать эти три ночи я не могла: дико болела голова (а лекарство мне сестры давать боялись), но сильнее головы болело сердце. Палата разделилась на два лагеря. Одни жалели меня и ругали врачей. Другие уговаривали, что — ничего страшного, молодая, люди по десять абортов делают и нормально живут. А я плакала. И боялась. Стыдно вспомнить, конечно. Но переживала я больше не из-за того ребенка, которому предстояло погибнуть. А — от страха, что больше у меня не будет детей. Ну, и вообще… Хотя слова врачихи о том, что непременно теперь родится урод, и прочие «веские» аргументы вкупе с моим робким и мнительным характером делали аборт делом уже фактически решенным. И слезы были лишь оплакиванием своей горькой судьбы. В слабенькой надежде на «все-таки как-нибудь».

В понедельник утром мне дали таблетку анальгина, и голова прошла. Потом меня вызвали к врачу. Вместо давешней девушки меня встретила пожилая зав. отделением. Лицо у нее было доброе, весь вид какой-то «опытный», а голос — самый, что ни на есть «докторский», успокаивающий и вселяющий все мыслимые и немыслимые надежды. Она посмотрела на мою опухшую от слез физиономию с огромным синяком во всю щеку и покачала головой:

— Ну и мамашки пошли… Чего ж ты ревешь-то? Мало ли кто что сказал? Не бойся — и нос вылечим, и ребенка родим. А к врачу все же иди — надо от него справку для нас.

Еще не веря своим ушам, я поплелась за медсестрой в соседний корпус. Гинекологом оказался здоровенный дядька. Глаза его под сильными очками имели какое-то странное выражение. Написав в «истории» все, что положено, он молча вручил ее мне. Можно было уходить. Но я все-таки решила спросить, специалист же:

— А скажите… Это действительно лучше было бы сделать сейчас аборт? Мне сказали, что грипп…

Он пожал плечами:
— Это уж как сами решите.
— Но…

И тут он взглянул на меня своими странными глазами, и от этого взгляда и последующих слов мне стало как-то жутко и холодно:
— А зачем он тебе нужен-то? Этот ребенок? Ведь тебе всего двадцать. Студентка. В общаге живешь, небось?

Я не нашлась, что на это ответить, пробормотала нечто невнятное и поспешила ретироваться. Из отделения я уходила, почти бежала. На попадавшихся навстречу женщин старалась не смотреть. «Абортницы», — с презрением говорила моя мама. Неверующая, но ярая противница абортов. Я не чувствовала презрения. Но со своим животом казалась себе дочкой Рокфеллера, невесть как оказавшейся в нищем квартале. Мне хотелось обеими руками прикрыть его, как сказочное сокровище, которое в любую минуту могут захотеть отнять в этом страшном доме скорби. Сейчас мне немного смешно и стыдно даже за такие мысли — ведь не только с абортами там лежат… Но тогда мне казалось, что любая медсестра смотрит на меня с подозрением, как на беглянку, и вот-вот схватит за руку и потащит в один из тех жутких кабинетов, разберутся потом, да будет поздно.

Глядя на сына, я иногда вспоминаю те дни. И тело пробирает нехорошая дрожь. Ведь это ЕГО жизнь висела на волоске! Его, моего родного сыночка, вот этого именно десятилетнего мальчика, вредного, невоспитанного, получающего тройки по математике и русскому языку, спорящего с бабушкой и выклянчивающего деньги на пепси-колу. Который не знает, кем ему стать — поваром, музыкантом или спецназовцем, боится служить в армии, сочиняет сказки, молится Богу и мечтает о коллекции фильмов «про Джеки Чена». Это о ЕГО ЖИЗНИ шла речь в те страшные дни! А вовсе не о бессмысленном бытии какого-то неведомого, бесчувственного и безличного эмбриона, бесформенного комочка живых клеток, неотличимого от зародыша рыбы или кролика. Но ведь если бы тот эмбрион, который все равно, что рыба или кролик, уничтожили тогда, то — кто бы сейчас пересказывал мне фильм, жаловался на несправедливость «англичанки», читал новый сочиненный стишок? Да, конечно, возможно, это был бы кто-то… С тем же именем, фамилией и отчеством, только помладше на год-другой. Только — с иным характером. Иной внешностью. Иной душой. Словом, это был бы всего лишь другой ребенок, младший братишка моего Сережи. А Сережи — такого, какой он есть сейчас — не было бы. Никогда. Он умер бы. Не от болезни или несчастного случая, нет. Он был бы — убит. Ради того только, чтобы его мама могла не просто вылечить — а без особых хлопот вылечить… насморк. И это был бы не рыба, не кролик. А — мой сын. Каждый чих которого сейчас заставляет эту самую маму вздрагивать и хвататься за градусник.

Слава Тебе, Господи, что сохранил тогда ему жизнь!

И еще — слава Тебе, Боже, за то, что десять лет назад в России не было закона об эвтаназии. Его и сейчас пока нет. Что радует. Почему? Рассказываю дальше.

Спустя год после рождения сына, замечательно красивого и здорового мальчика, я сидела в кабинете врача-ревматолога и с ужасом слушала о своей будущей жизни. Ничего утешительно впереди меня не ждало. Дикие боли в суставах рук и ног оказались вовсе не преходящим недомоганием, следствием недостатка витаминов или переизбытка «шлаков». «Ревматоидный артрит» называлась эта штука. И лекарства от нее не было. Равно, как и упования, что когда-нибудь «пройдет». Врач не считал нужным щадить меня, вселяя надежды на маловероятное чудо. И честно рассказал, что меня ждет. Сказать, что мне было плохо тогда — значит, ничего не сказать.

Это было жуткое время. Годы, мучительные не столько даже то обострявшейся, то ненадолго отпускавшей болезнью, сколько — тяжелыми мыслями, отчаянием и страхом. Я совершенно серьезно и искренне упрашивала мужа, чтобы поскорее нашел себе другую женщину — пока сын слишком маленький, не заметит подмены. А сама я тогда смогу спокойно исчезнуть из их жизни, и хоть буду страдать от болезни, так — хоть не буду ему обузой. Помню, как боялась выходить на балкон, подходить к окну, просила прятать подальше от меня уксус, спиртное, сильные лекарства. Что меня спасло от последнего шага? Любовь мужа, сознание некоторой все же ответственности за ребенка и, возможно, банальная трусость. Казалось, что даже если я спрыгну с девятого этажа, то все равно насмерть не разобьюсь, и последствия будут невообразимо хуже. Потом прибавился страх за то, что и после такой смерти не будет покоя. Это уже внушили оккультисты, Лазарев, за что ему и спасибо — держало меня это все-таки сильно.

Потом я уверовала по-настоящему, приняла православие и обрела желанный покой. Перестала бояться будущего, мучить себя и других. Освободились силы души для жизни и — любви.

А если…

А если бы эвтаназия была принята? Если бы — была принята давно, лет 50-70 назад? Ведь больше, как оказывается, и не надо, чтобы люди привыкли к тому, что это — нормально и даже хорошо (аборты тому — пример и доказательство).

Стала бы я раздумывать хоть — не говорю год — день, неделю, месяц?! Стали бы десятки врачей искать средства хоть как-то облегчить, приостановить мою болезнь, развивавшуюся до обидного слишком быстро и неуклонно, почти без остановок? Стали бы родные, друзья, близкие, просто знакомые изо всех сил помогать мне жить, как делают они это теперь, и благодаря чему мое существование вовсе нельзя назвать сколько-нибудь жалким?

Страшно и нехорошо так думать про людей? Но — перечитаем предыдущую историю. Да, там я плакала. Плакала — о себе, не о ребенке, в этом я признаюсь. Потому что тоже была дочерью своего времени и, несмотря на мамино неприятие абортов, имела «широкие взгляды». И я не виню ни тех врачей, ни мужа, ни соседок по палате, ни подругу, со слов которой начала этот рассказ. То, что казалось диким и невозможным сто лет назад ныне воспринимается как «одно из величайших достижений гуманности человечества». И как тогда, не желая ломать голову поисками средств лечения от риносинусита беременной женщины, врач запросто предлагала избавиться от столь досадной и незначительной помехи, как ребенок, как тогда муж только грустно качал головой, как другой врач недоуменно жал плечами, мол — зачем тебе эти хлопоты? — так и в случае столь неприятной болезни вместо стольких хлопот, возни и все ухудшающегося состояния не проще ли было бы выбрать самый легкий и удобный, привычный (в тех предполагаемых, вовсе не невероятных, увы, условиях) путь? Ведь — масса людей прекращает жизнь таким образом, и ничего, живут… Кто? Ну, их родственники, близкие. Другие люди. А дети — они уже не дети самоубийц. «Мама заболела и сделала эвтаназию» так будут говорить подросшему сиротке. Это куда более достойно и красиво, чем «мама повесилась» или «спрыгнула с балкона».

Но такого пока, к счастью, нет. И у моего сына есть мама. Пусть она почти все время проводит теперь, сидя на кровати, но когда в книжке или в кино вдруг у маленького героя умирает мама, мой мальчик начинает беспокоиться и обязательно скажет: «слава Богу, у меня мама есть». И у мужа моего есть жена. Которая уже не только кофе в постель не принесет, но и одеяло на нос без помощи не натянет. И тем не менее, он почему-то до сих пор так и не собрался обзавестись кем-нибудь другим. Да и у меня самой есть надежда после «кончины христианской, мирной» попасть куда-нибудь в более светлое местечко, нежели в то, которое ждет любителей свободных полетов с высоких этажей. По крайней мере, можно надеяться на отпевание и поминание у Престола Божьего в храме.

Словом, постояла я и на пороге абортария и — кабинета, где производят ту самую эвтаназию. Господь удержал меня от того, чтобы перешагнуть обе эти черты. Я не перестаю благодарить Его за эту милость.

Хотя, может быть, я не права, и гораздо гуманнее и милосерднее было бы позволить и то и то. Но это уж — пусть читатель судит

Светлана Дьяконова

Фома.Ru

29 августа 2011 г.

«Я БОЛЬШЕ НЕ МОГЛА УБИВАТЬ ДЕТЕЙ» Рассказ медсестры абортария

Бонни МакКлори    

Бонни МакКлори оставила свою работу после того, как однажды при солевом аборте «приняла роды» мертвой восьмимесячной девочки.

В мае 2015 года Палата представителей (нижняя палата Конгресса) США проголосовала за запрет делать аборты после 20 недель беременности. В 42 американских штатах уже запрещены аборты на определенной стадии беременности, а в 10 штатах – начиная с 20-й недели, когда плод, по мнению ряда современных ученых, начинает чувствовать боль. Если данный законопроект будет окончательно одобрен, то запрет распространится на все штаты.

Статья «Плоды зачатия» – это рассказ американской медсестры Бонни МакКлори, работавшей в больнице, где практиковалось искусственное прерывание беременности. Эта история появилась в малоизвестной книге «Спор об абортах: голос Техасского христианского университета», изданной в 2012 году. Бонни работала акушером-лаборантом в отделении родов и подготовки к родам «большого столичного госпиталя». Она выучилась на медсестру, а потом пошла на курсы, готовившие будущих медиков принимать роды. Иногда дети рождались живыми. В других случаях рождались мертвыми – жертвы солевых абортов, практиковавшихся в госпитале.

Солевой аборт представляет собой следующую процедуру: женщине непосредственно в брюшную полость шприцем с длинной иголкой вводят едкий солевой раствор, который попадает в околоплодные воды, окружающие ее ребенка. Этот метод аборта на поздних сроках беременности производится для того, чтобы отравить ребенка солевым раствором – плод погибает от него в течение нескольких часов. Затем стимулируются роды, и женщина «рожает» мертвого младенца. Но иногда в результате такого аборта дети рождаются живыми. Последнее обстоятельство, а также риск для здоровья женщины в результате солевой инъекции привели к тому, что в 1990-е годы многие медики отошли от практики совершения солевых абортов.

Бонни МакКлори рассказывает, что в своей группе на акушерских курсах она была единственной противницей абортов.

«В классе меня называли индивидуалисткой. Я была категорически против прерывания беременности. К такому убеждению привел меня мой жизненный опыт: я случайно забеременела в 17 лет и стала матерью в 18. Никто из тех, кто учился со мной, так и не стал родителем, и лишь один человек состоял в браке. А у меня к тому времени уже родилось двое сыновей и был за плечами распавшийся брак. Весь первый триместр нашего обучения нам, как студентам-практикантам, приходилось наблюдать за процедурой абортов с галереи операционной. Но похоже, что моих сотоварищей это нисколько не волновало. Я сидела с ними, и у меня из глаз лились слезы, покрывая пятнами мой белый хлопковый халат. Все же остальные болтали о том, как красив врач-ординатор, совершающий процедуру, и какой счастливой после этой операции будет жизнь лежащей пациентки-подростка. Я боролась с тошнотой, когда следила за тем, как этот “красивый врач-ординатор” собирал всё то, что извлекал из лона юной пациентки, и проверял, не осталось ли чего-нибудь. Мои сокурсники отворачивались при виде маленькой горки красной от крови плоти в небольшом металлическом тазу. Они также не хотели замечать и моей горькой реакции на всё это».

Сердце больно сжималось, когда врач протягивал мне тазик с крошечным, но хорошо сформировавшимся мертвым младенцем

Бонни была очень подавлена безразличным отношением тех, с кем она училась. Позднее «акушерам-лаборантам» (так их называли) дали задание помогать в проведении солевыхабортов. Бонни МакКлори рассказывает: «Нашей обязанностью было помогать пациенткам, пришедшим на солевой аборт, в процессе их “родов”, пока врач принимал мертворожденного младенца. Никто из моих коллег не любил эту работу. Они пытались подходить к этому рационально – как к праву женщины “на выбор” во время беременности. Но у меня ужасно сжималось сердце каждый раз, когда врач протягивал мне этот тазик с лежавшим в нем крошечным, но хорошо сформировавшимся мертвым младенцем, который был весь в крови. Я тоже пыталась мыслить рационально и успокаивать себя, что я не сделала ничего, что послужило смерти этого маленького человечка. Я просто “зачищала” последствия этой процедуры. Так я утешала себя и мирилась с ситуацией».

Госпоже МакКлори приходилось бороться со своей совестью, так как работа требовала, чтобы она всё чаще и чаще присутствовала при абортах в качестве ассистирующей медсестры. «В нашем отделении солевые аборты становились всё более частыми. Пытаясь справиться с собой, я решила прочитать подробное описание процесса абортов, надеясь (хотя надежды почти никакой и не было), что это окажется не столь ужасным, как рисовало мне мое воображение. Да, действительно, процесс оказался не таким, как я его представляла, – он оказался еще ужаснее. Сначала доктор вводит местный анестетик в брюшную полость пациентки. Затем в матку через онемевшую область брюшной полости вводится длинная иголка. Из матки выкачивается довольно большое количество околоплодной жидкости и заменяется на гипертонический солевой раствор. Гипертонический раствор действует так, что клетки плода начинают взрываться. Вскоре наступает смерть, но перед этим ребенок бьется в предсмертных конвульсиях, испытывая страшные муки. Иногда “матери” чувствуют эти конвульсии – в зависимости от срока беременности».

Отравленный солевым раствором, ребенок бьется в предсмертных конвульсиях, испытывая страшные муки. Иногда “матери” чувствуют эти конвульсии

Бонни описывает одни весьма страшные «роды»: «Обычно роды при солевых абортах проводились с участием доктора из-за возможных осложнений во время процедуры. Как правило, дети выходили ножками вперед. Порой извлечение головки плода усложнялось, потому что шейка матки могла сжаться вокруг головки, не давая ей пройти. Однажды я увидела, что доктор потянул тельце младенца так сильно, что оторвал его от головки. Конечно, плод к тому времени был уже мертв, но врач находился, видимо, в таком же ужасе, как и я, – видела это по его глазам поверх синей маски».

Большинству пациенток давали сильные седативные препараты. Они почти ничего не сознавали, когда их мертвых малышей бросали в металлический таз. Но были и такие, кто оставался в полном сознании: «У пациенток, отказавшихся от успокоительных, была разная реакция на аборт, большинство вели себя возбужденно, некоторые впадали в истерику. Кое-кто спрашивал про пол своего плода. Никто из них не смотрел на закрытый полотенцем таз с мертвым телом их абортированного младенца».

   В обязанности Б. МакКлори входило принятие тел мертвых младенцев и отправление их в патологоанатомическую лабораторию, где их затем рассекали. «“Зачистка” означала помещение плода в белый круглый картонный контейнер вместимостью 1 галлон – похожие контейнеры можно увидеть в магазинах, продающих мороженое. Я должна была наклеить на коробку один из идентификационных стикеров матери и поставить ее в “рефрижератор для образцов”, а когда ее потребуют в патологоанатомическую лабораторию, отправить туда. Иногда мне против своего желания приходилось выполнять работу акушерки и помогать появлению на свет этих мертвых крошечных живых существ – это происходило, когда я заходила в предродовую палату и видела, что там нет врача, а плод уже наполовину появился… Я также могла определить пол плода. Они каждый раз были полностью сформировавшимися, даже если ростом не превышали 12,5–20 сантиметров. Я ненавидела эту работу…»

Госпожа МакКлори, возможно, не любила свою работу, но справлялась с ней прекрасно. Она продолжала работать в госпитале и подходила рационально к своей роли в процедуре абортов… Но один произошедший с ней случай полностью изменил взгляд медсестры на то, чем она занималась.

Она закричала: “Это малыш! Мой малыш, мой малыш!”

Однажды ей нужно было позаботиться о поступившей в госпиталь девочке-подростке, которая вот-вот должна была родить после солевого аборта. «Помню, я посмотрела в ее карточку, и там было отмечено, что срок беременности составляет менее 20 недель… Я взяла свой небольшой “родовой комплект” и направилась в предродовую палату. Мы не клали в родильную палату для такой операции, как аборт. У меня даже не было времени представиться и тем более проверить основные показатели организма пациентки – всё говорило о том, что она скоро родит. Я нажала на кнопку “вызова помощи”, открыла свой набор, надела стерильные перчатки и… помогла появлению на свет мертвой девочки весом 4 фунта (около 2 кг) и ростом 15 дюймов (чуть менее 40 см), с волосиками по всей голове. Инстинктивно попыталась спрятать эту уже “взрослую” девочку от пациентки, но она увидела ее и закричала: “Это малыш! Мой малыш, мой малыш!” Сегодня дети, “планово” рождающиеся при весе в 4 фунта, обычно выживают с минимальными проблемами здоровья или совсем без таковых. Я сама родилась недоношенной и весила 4 фунта 8 унций (около 2,5 кг), чуть больше этой малышки. Я была одним из самых старших родившихся раньше срока малышей, помещенных в реанимацию, где провела первые несколько месяцев своей жизни». Пришедший вскоре доктор резко приказал Бонни отнести «объект» в подсобку. Бонни отошла, а врач вколол пациентке сильнодействующее наркотическое средство, от которого ее бурные рыдания стихли и превратились во всхлипывания. Девочка была слишком большой (она, как оказалось, родилась после восьми месяцев беременности!) и не помещалась в обычный контейнер, использовавшийся для этой цели. Увидев это, старшая медсестра велела Бонни взять специальный саван для детей, обмыть малютку, одеть ее и отправить в морг.

Б. МакКлори так описывает эту девочку: «Она была красивой даже мертвой. Я аккуратно обмыла и обтерла ее, стараясь не повредить ее кожу. На ее шелковистых светлых волосах появились завитки, когда я их омыла. У нее были длинные ресницы, высокие скулы и небольшая ямочка на подбородке. Пальцы на руках были длинные и изящные, с точечками крошечных ноготков на концах. Одев и промаркировав ее, я условно ее крестила. Знала из документов, что ее мать – католичка. Я взяла ее в свою согнутую в локте левую руку, напротив сердца – как брала своих собственных детей – и окропила ее холодный лобик несколькими каплями воды. Мои слезы смешались с водой, когда я это делала. “Если ты только в состоянии принять это таинство, то я крещу тебя во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь”. Потом я обняла ее, рыдая, и, как это бы сделала любая мать, напоследок поцеловала в макушку ее маленькой головки. Я понимала, что это единственный поцелуй, который она получит». Затем Бонни взяла документы у администратора и пошла к лифту. «По пути я услышала, что одна женщина спрашивает администратора, как ей увидеть свою дочь. И женщина называет имя моей пациентки. Я на миг остановилась и мельком взглянула из-за плеча, кто это. Увидела хорошо одетую супружескую пару, обоим за сорок. На длинных-длинных пальцах женщины было несколько бриллиантовых колец; у мужа же были светлые вьющиеся волосы и ямочка на подбородке… К моему горлу подступило что-то такое, что я напрягла все свои силы, чтобы не закричать. Вот пришел лифт, я благополучно закатила туда кювету, нажала кнопку “Первый этаж” и доставила малышку в морг. Молодой дежурный (родом с Ямайки) кротко поднял сверток с кюветы и, пока я расписывалась в журнале морга, произнес своим певучим голосом жителей островов: “Вот, Бог забрал еще одного Своего ангелочка на Небеса”. Я ответила: “Да, забрал ”».

“Доктор всё прекрасно знал. Он сделал так специально. Ведь родители этой девушки – его близкие друзья”

Почему же девочку абортировали на таком позднем сроке? Бонни это вскоре узнала. «Я возвратилась в отделение родов и подготовки к родам. Тут старшая сестра позвала меня к себе в кабинет – узнать, всё ли со мной в порядке. Я тут же спросила у нее: “Нэнси, как же мог доктор спутать 8-месячного ребенка с 18-недельным?! Даже я, ощупывая живот беременной, ощущаю эту разницу!” Медсестра ответила: “Отвернись, дорогая!” Ее глаза были такими, будто она сейчас разревется. “Доктор всё прекрасно знал. Он сделал так специально. Ведь родители этой девушки – его близкие друзья. Больше не говори ни слова. Всё утрясется”. И я поняла, что она имела в виду: будет проведено заседание местной комиссии по расследованию врачебных ошибок, на котором коллеги ударят друг друга по рукам, как они делают, когда происходит врачебная ошибка, которая не приводит к судебному разбирательству. Еще я знала, что это чисто формальное собрание и ничего на нем выясняться не будет».

Дождавшись конца смены, Бонни написала заявление о своем увольнении. В ее сердце всё прояснилось. Ушли все рациональные доводы. Она больше не могла участвовать в абортах, хотя ее работа заключалась только в том, чтобы «зачищать» после этой процедуры (то есть уносить трупики детей в лабораторию).

Сейчас Бонни растит своих детей и консультирует женщин, имеющих проблемы в связи с незапланированной беременностью. Она отказывается работать медсестрой в клиниках или центрах, где делаются аборты. Это ей стоит карьеры, да и многие бывшие коллеги-подруги не поняли ее, отдалились и даже отругали… Но больше она никогда не участвовала в абортах.

В некоторых американских штатах до сих пор можно делать аборты вплоть до времени родов. В штате Нью-Джерси, например, женщина может сделать аборт в любой момент – когда захочет, когда найдет доктора, согласного совершить эту процедуру. Если законопроект, упомянутый в начале публикации, будет окончательно принят, то любые аборты (за исключением некоторых особых случаев) на поздних сроках беременности будут запрещены по всей стране.

Бонни МакКлори
Перевел с английского Дмитрий Лапа

Live Action News

29 мая 2015 года

Источник - http://www.pravoslavie.ru/jurnal/79610.htm

ВРЕМЯ ВЫМИРАТЬ?

  

Мой друг-священник недавно венчал молодую пару. Современные, красивые, умные. Он – успешный сотрудник высокотехнологичной компании, она – переводчик, знаток английской литературы XIX века. Прямо светятся от любви и нежности друг к другу. Глаз не оторвать.

…На следующий день после венчания молодая пара поехала в дорогую частную клинику, где счастливая новобрачная сделала аборт. Когда друг-священник узнал об этом, плакал как ребенок. Рассказывает, а сам трясется от гнева: представляешь, что за люди? Они шли венчаться, заранее зная, что завтра с утра убьют собственного ребенка…

Я слушал и думал: «Как же так? Ведь они же крещеные, раз пришли. Православные…»

Когда мы говорим о любви, Ангелы плачут

Каждый год в нашей стране совершается более трех миллионов абортов. И большинство этих детоубийц, счастливых, успешных, молодых и не очень, по всей видимости, крещены в православную веру. Они встают с утра и идут убивать своих детей. Каждый год три миллиона изрезанных скальпелями, вытравленных кислотой невинных и непрощённых. Один Екатеринбург и половина Калуги под нож. А потом мы говорим про любовь. И тогда Ангелы затыкают уши и начинают плакать. Вдумайтесь, как звучит: «Я беременна, но это временно, и будет так, как мы захотим». «Мы оставили отпечатки наших ботинок на Луне, и когда возвращались, Бога там не встречали». Это утвердило нас в собственном превосходстве и стало началом нашего конца. Нет ни одного зверя, у которого не было хотя бы капли жалости. Но у нас нет жалости. Потому что мы не звери…

Мы – православные. Так мы считаем. Духовные скрепы, зов предков, иконы в каждом углу. Без благословения за руль не садимся. Духовные все, по каким-то святым местам ездят. Вчера вернулись с Афона, на прошлой неделе были в Переделкино, батюшка Илий благословил, и дальше по тексту…

Если не одумаемся, то Господь нашу землю, проклятую невинной кровью, отдаст другим

Дальше будет вот что: землю, проклятую невинной кровью, Господь отдаст тем, которые будут не такими кровожадными к собственным детям. Вы их прекрасно знаете: в семьях у них по восемь-десять детей, и они ими гордятся. Они режут баранов в центре Москвы и готовы на коленях идти до Мекки и обратно. Они не боятся утопить своих врагов в крови, но боятся крови невинных детей.

Когда сербский Патриарх Павел говорил об этом на улицах Косово, его никто не слушал. Сегодня в центре Косово тянет свою бесконечную песню муэдзин и ветер разносит гарь древних православных монастырей. Нас все это тоже ждет, если не одумаемся.

Денис Ахалашвили

27 апреля 2015 года

Источник - http://www.pravoslavie.ru/jurnal/78916.htm

В Екатеринбурге в медицинской клинике «Гармония» умерла пятнадцатилетняя школьница. На аборт девушку привела ее мама.

Аборт. Что стоит за этим словом? За ним всегда стоит смерть. Смерть, по крайней мере, одного человека – ребенка. А в данном случае умерли два человека: не только ребенок, но и его юная мама.

Алина

 

Я хочу предоставить на суд читателя историю другой, тоже пятнадцатилетней женщины, которая, оказавшись в подобной ситуации, сделала другой выбор – в пользу жизни. Ясно, что девственность надо сберегать до брака, что предосудительны – и особенно в школе – интимные отношение вне супружества, однако в данном случае огромное уважение вызывает желание сохранить жизнь ни в чем не повинному ребенку. Особенно если принять во внимание то мощнейшее давление и принуждение к аборту, которое будущая мама испытала среди своих знакомых и – увы! – родных и работников медицины.

Надеюсь, что узнав о смерти этой девушки и прочитав мою историю, власти запретят аборты

Оксана, рассказавшая мне о себе, призывает задуматься о необходимости запрета абортов: «Люди считают, что раз закон разрешает убивать собственных детей, то это является не злодеянием, а нормой, и со спокойной совестью идут в абортарии. Мне очень жаль девушку, умершую в результате аборта, – действительно, очень тяжело идти против всех, особенно когда находишься в беззащитном состоянии – в ожидании ребенка. Надеюсь, что узнав о смерти этой девушки и прочитав мою историю, власти задумаются и сделают выбор в пользу жизни: запретят аборты».

Рассказ Оксаны

Алина

«Меня зовут Оксана, я живу в небольшом украинском городке. Мне 15 лет. Я – мама чудесной девочки Алины. Когда я узнала, что нахожусь на шестой неделе беременности, мне было еще 14 лет.

Узнав о беременности, я сразу сообщила эту новость своему любимому человеку. Вместе с ним мы приняли решение рожать. Но даже если бы он был против, я всё равно не смогла бы убить своего ребенка – это я понимала уже тогда.

Родители, узнав о том, что я беременна, были в шоке. Они настаивали на аборте, но я почему-то была уверена, что в данном случае правильно, если решение буду принимать я и отец ребенка, поскольку речь идет о нашем собственном малыше и только мы несем за него ответственность.

Сказать, что мне было очень трудно, – это не сказать ничего. Ни понять, ни поддержать меня не хотел никто, кроме любимого человека. Благодаря ему, помощи Бога и тому, что по натуре я спокойный человек, относящийся ко всему с оптимизмом, мне удалось пережить этот на сегодняшний день самый тяжелый период моей жизни. С такими сложностями и с таким отношением людей к себе я до беременности не сталкивалась еще никогда. В женской консультации мне говорили, что лучше сделать аборт, так как я не смогу нормально выносить ребенка, поскольку мой организм еще не готов к беременности и родить будет очень сложно, но я твердила, что ни о каком аборте и речи быть не может. В конце концов меня все-таки поставили на учет.

Ближе к концу беременности все потихоньку смирились с моим решением сохранить ребенка. Я продолжала жить обычной жизнью: ходила в школу, общалась с друзьями. Моя беременность никак не сказалась на учебе: не было никаких проблем с успеваемостью ни до беременности, ни во время нее, ни после рождения ребенка.

На удивление врачей, беременность протекала нормально и роды прошли хорошо. Родила я на 38-й неделе. Моя дочка при рождении весила 2 кг 800 г, а рост у нее был 44 см. И я, и малышка чувствовали себя замечательно, и через четыре дня мы с дочкой были уже дома.

Знакомые и даже незнакомые люди помогли с одеждой, коляской и прочими необходимыми младенцу вещами

Приданое для своей девочки я собирала, еще будучи беременной: к моему удивлению, некоторые знакомые и даже незнакомые люди помогли с одеждой, коляской и прочими необходимыми младенцу вещами, и теперь моя дочка одета, как маленькая принцесса.

Отцу моего ребенка 17 лет. Он учится на врача и уже сейчас работает в больнице на полставки. Мы поженились, когда нашей дочке исполнилось четыре недели, а скоро у нас новоселье: мы переезжаем в однокомнатную квартиру.

Раньше, еще каких-то 100 лет назад, многие девушки моего возраста выходили замуж, рожали детей, и это никого не шокировало. А сейчас норма, когда люди живут только для себя и не хотят впускать уже зачатых детей в свою жизнь, так как боятся проблем. Но меня трудности не пугают, потому что важнее всего, как мне кажется, поступать по совести. Я знаю, что Бог не оставит меня, если я буду поступать правильно: не как эгоистка, думая только о своих интересах, как большинство моих сверстниц, а как мать: поскольку раз уж случилось так, что я забеременела, то и ответственность за жизнь нового человека должна лежать на мне.

Алина

Разумеется, я не агитирую своих ровесников вступать во взрослую жизнь – это делают врачи и учителя, когда собирают нас для «секспросвета». Конечно же, если всё «взрослое» легко, доступно и безопасно, то у нас, детей, волей-неволей возникает желание «это» попробовать. И когда появляется возможность, то устоять от соблазнов может далеко не каждый подросток: тогда и случаются незапланированные беременности, которые, хоть и незапланированные, все-таки вполне реальные. Реальность такова, что на свет зародилась новая жизнь, прерывать которую мы не вправе.

Сейчас я и Алина ходим в школу до обеда. Я кормлю и пеленаю ее на переменах, проблем нет, потому что в первой половине дня она в основном спит, а если и просыпается, то лежит тихо, разглядывая подвешенные над люлькой погремушки, и не мешает ни мне, ни моим одноклассникам.

Все те, кто был категорически против рождения ребенка, сейчас обожают Алину

Дочка такая же спокойная, как я и мой муж: никаких криков мы не слышим, если, конечно, ребенок не голодный. Когда я ждала свою малышку, то все пугали меня, кроме всего прочего, еще и тем, что у меня не будет свободного времени. Но это оказалось неправдой: времени мне хватает на всё – и на учебу, и на отдых. Кроме того, все те, кто был категорически против рождения ребенка, сейчас обожают Алину: бабушки не нарадуются на внучку и предлагают посидеть с ней. Но моя малышка мне не мешает: если я хочу пойти гулять, в спортзал (очень люблю волейбол, гандбол, легкую атлетику) или в гости к подруге, я обычно беру ее с собой. Вместе с ней мне хорошо, и моя жизнь, которая раньше была бесцельной, сейчас обрела смысл. Я стала более ответственной и серьезной. В это сложно поверить, но теперь мне стало легче жить: моя дочь будто бы расставила всё на места: то, что было мне раньше непонятным или казалось неважным, теперь обрело смысл».

Рассказ записала Елена Живова

3 декабря 2013 года

Источник - http://www.pravoslavie.ru/jurnal/66357.htm

ПАПА, БУДЬ МУЖЧИНОЙ!

1 июня, в Международный день защиты детей, на портале Православие.Ru была опубликована моя статья под названием «Мама, не надо!». Материал посвящен действующей на сегодняшний день глобальной индустрии детоубийства. Говорилось в нем о том, что аборт — эта зверская казнь нерожденного малыша — превратилась в сознании многих людей в простую акушерскую операцию, что материнская утроба стала для человека самым опасным местом во вселенной, местом, по сравнению с которым даже фронты Великой Отечественной кажутся детской колыбелью. Статья вызвала бурную реакцию в основном со стороны представительниц прекрасного пола. Главный упрек автору состоял в том, что в происходящем он обвиняет одних лишь женщин, забыв о том, что на мужчинах лежит не меньшая вина, если семья или молодая пара совершили аборт. Вот несколько таких комментариев: «Я не знаю ни одной женщины, которая хотела бы сделать аборт. Но я знаю много плачущих женщин, которых заставляют сделать аборт их мужья, мужчины. Так почему же обвиняют женщин, а не мужчин?», «…Считаю мнение автора однобоким — опять обвиняем одних женщин, а где же ответственность мужчины в подобных трагедиях?», «Мусульмане знают, что не девственница воинов не рожает. И своих девочек их отцы берегут. Так где же ты, Святая Русь, почему отдала свои дочерей на поругание? Мужчины! Ау! Отзовитесь!» Упреки эти и оправданны и не оправданны одновременно. — Оправданны потому, что я, действительно, не сказал ни слова об ответственности мужчин за аборты, а не оправданны потому, что я вообще никого не обвинял, а хотел, чтобы хоть кто-нибудь из читательниц (и, конечно же, читателей!) осознал происходящее и остановился перед совершением страшного шага.

А вот теперь поговорим о мужской ответственности.

***

Недавно с одним очень близким мне человеком мы разговорились о проблеме абортов.

— Ты знаешь, — сказала она, — а ведь моя мама родилась только благодаря своей старшей сестре, моей тете. Мамы еще не было, и вот однажды тетя Надя (тогда еще четырехлетняя девочка) забежала с улицы на кухню, где сидели ее родители. Они решали что-то серьезное. «Дочка, — спросили ее, — ты хочешь, чтобы у тебя был братик или сестренка?» «Хочу!» — не задумываясь, ответила тетя Надя. Вскоре родилась моя мама. Тетя Надя разрешила ей жить. Как потом выяснилось, мои дедушка и бабушка решали, делать ли аборт.

Вот такой страшный семейный совет. Жутко представить, сколько детей подобным образом были приговорены к смерти, когда на вопрос родителей ребенок, не понимая, что делает, отвечал: «Нет! Не хочу!» Помню из своего детства, как мы завидовали ребятам, которые были у родителей единственными детьми, ведь все подарки, конфеты, любовь и внимание доставались им и только им. А ведь подобного рода вопросов не то что детям нельзя задавать, их вообще не должно возникать.

Из описанного случая мы видим, что, действительно, решение о том, сохранить ли ребенку жизнь, принимают зачастую оба родителя и ответственность за решение несут вдвоем. А с ответственностью у мужчин сейчас большие проблемы.

Однажды, лет двенадцать назад, когда я еще учился в университете, наш профессор завел такой разговор:

— В бытность мою студентом у нас в университете было так, — чеканя слова, в числе прочего сказал он. — Если девушка вдруг забеременела, то у ее молодого человека были два пути: либо он женился на ней, либо шел в деканат за документами — его отчисляли. Сделать вид, что тебя это не касается, у него просто не получилось бы. А сейчас считается, что «нежелательная беременность» — это проблема молодой женщины, и только ее.

***

Минувшей весной мы проводили мероприятия противоабортной тематики в одном саратовском вузе. Экспонировались стенды, рассказывающие о том, что такое аборт и каковы его последствия. Мы — то есть я, священник, и доктор из общества православных врачей — организовывали нечто вроде лекций-выставок, сопровождая показ стендов нашими комментариями.

Ждем начала первого мероприятия. В назначенное время в холл библиотеки, где и экспонировалась выставка, в сопровождении преподавателей приходит группа студентов. Всматриваемся — одни девушки.

— А где же ваши молодые люди? — спрашиваю я преподавателей.

— Так ведь выставка противоабортная, — отвечают мне. — Им-то что здесь делать?

Я говорю, что вообще-то «нежелательная» беременность сама по себе не возникает, рассказываю, что часть выставки касается молодых людей напрямую. Например, один из стендов так и называется: «Обращение к мужчине». На нем изображен молодой солдат в выцветшей гимнастерке, с ППШа за плечом. Текст стенда повествует о том, что фашистские аналитики в начале войны докладывали Гитлеру с оккупированных территорий СССР об исключительном значении семьи для русского человека, о высокой нравственности русских девушек. Большевикам, несмотря на все их старания, еще не удалось растлить молодежь, по крайней мере — массово. Гитлер понял, какую угрозу представляет традиционная русская семья и начал издавать всевозможные указы, чтобы на оккупированных территориях была налажена работа обширной сети абортариев, велась антисемейная пропаганда. У немцев тогда ничего не получилось по известным причинам — русский солдат сокрушил эти планы. И вот в середине стенда, после описания всех этих фактов, крупными буквами появлялась надпись: «Сегодня внуки героев, победивших фашизм, живут по заветам Гитлера!» И ниже шло обращение к мужчине, напоминавшее ему о долге и ответственности.

Преподаватели просмотрели стенд, согласились, что молодым людям поприсутствовать здесь тоже будет нелишне. Договорились, что в следующий раз они приведут и ребят.

Проводим очередную лекцию-выставку. Небольшая группа молодых людей мнется где-то в сторонке. Снова девушки в большинстве.

Вот подошла очередь к плакату под названием «Обращение к мужчине».

— Информация, которую мы видим на этом стенде, рассчитана прежде всего на мужчин, — говорю я. — Подойдите, пожалуйста, поближе.

Вперед вышел лишь один молодой человек. Остальные, хихикая, так и остались сзади, за плотной стеной девушек…

***

Такая безответственность в сфере личных отношений со стороны мужчин — это одна из примет нашего времени. Когда-то, лет эдак сто-пятьдесят или двести назад такого не было. Мужчина считал своим долгом оберегать жену, дочерей или сестер не то что от прямого посягательства на их честь, а даже от предлога к этому. В высших кругах общества компрометирующее поведение со стороны молодого человека в адрес девушки могло стоить ему жизни. Правила хорошего тона в личных отношениях чаще всего объясняли на языке шпаг или пистолетов. Каждый мужчина понимал, что если он позволит себе хоть как-то бросить тень на честь девушки или чьей-то жены, то вполне вероятно, что его привезут домой с простреленной грудью после дуэли. Не только матери отвечали за честь своих дочерей, но в первую очередь отцы и братья. Это считалось их прямым мужским долгом.

***

Почему же сегодня мужчины при возникновении семейных трудностей занимают страусиную позицию — прячут голову в песок с единственной мыслью, чтобы их оставили в покое и не заставляли принимать никаких решений? Причин здесь много. И тяжелое историческое наследие, когда в течение семидесяти лет лучшие представители мужского населения планомерно уничтожались. В войну, например, в первую голову гибли самые смелые и инициативные — те, кто оказывался впереди. Причиной безответственности является и отсутствие мужского воспитания. Сейчас педагогика почти полностью женская. А для мальчика это противоестественно. Мужское, в частности, отцовское воспитание во все времена играло огромную роль в формировании личности будущего мужчины. Например, вплоть до середины XX века, когда секций боевых искусств просто не было, первые уроки рукопашного боя мальчик получал от собственного отца. Особенно богатые традиции в этом плане у казачества. Такой признанный мастер русского рукопашного боя, как А.А. Кадочников прямо говорит, что он ничего не изобретал, просто систематизировал то, чему научился от своих предков. Отец учил сына владеть саблей или шашкой, стрелять, ездить верхом, грамотно вести разведку. Сейчас отцовское воспитание почти оскудело за отсутствием во многих семьях отцов.

В общем, причин много, а результат один — безответственность, неспособность принимать решения.

***

Я заметил такую закономерность: женщины на исповеди зачастую глубоко каются в грехе детоубийства, не могут себе этого простить, однако не припомню случая, чтобы мужчина исповедался в том, что подтолкнул жену к совершению аборта. Не берусь судить, почему это происходит. То ли от той же безответственности, непонимания, что ты тоже виновен в грехе детоубийства, если знал и не остановил, не удержал жену от страшного поступка. Не знаю.

Зато знаю наверняка, что за совершенный аборт несут ответственность оба. И мужчина, если он, конечно, знал об этом и не остановил супругу, — пожалуй, в большей степени, потому что он — глава семьи, священник в этой малой Церкви, а жена самим Богом поставлена ему в подчинение.

***

Меня иногда упрекают, что, обозначая какую-то болезненную тему, я не предлагаю решения этой проблемы. На подобные замечания всегда хочется ответить: если бы было все так просто, если бы нажатием нескольких десятков клавиш можно было разрешить ситуацию, я бы обязательно это сделал. Есть у Твардовского такие строки:

Заключить теперь нельзя ли, что, мол, горе — не беда,
Что ребята встали, взяли деревушку без труда.
И с удачей постоянной Теркин подвиг совершил –
Русской ложкой деревянной восемь фрицев уложил!

Серьезные вопросы не решаются написанием статей. Чтобы хотя бы частично изменить ситуацию, нужно положить много трудов. А в данном случае, нужно как минимум, — если уж сотворил тебя Бог мужчиной, — начать самому принимать решения за все, что происходит в твоей семье. Выдернуть голову из песка и разогнуться из страусиной позиции.

***

Вот мы, наконец, и разобрались, кто виноват.

Виновата мать, которую, как ни крути, в абортарий никто на аркане не тащит. Виноват отец, не сумевший организовать жизнь семьи так, чтобы вопросов о том, сохранить ребенку жизнь или нет, попросту не возникало. Виновато государство, не обеспечившее семью доступным жильем. Виноваты родители, воспитавшие своих детей не так, как надо. Виноваты все. Вопрос, наверное, лишь в том — кто больше.

Не виновен лишь малыш, которого растерзали по просьбе собственных мамы и папы.

Так, может быть, закроем тему «кто виноват» и начнем что-то делать?

Священник Дионисий Каменщиков,
руководитель Отдела по делам молодежи Саратовской епархии

8 июля 2013 года

Источник - http://www.pravoslavie.ru/jurnal/62649.htm

Миф о перенаселении Земли, и кто на этом греет руки

Фактически половина человечества живет в зоне уже открытой либо латентной депопуляции. И вот это действительно трагедия.

Что такое 7 миллиардов? Для комфортного проживания 7 миллиардов достаточно такой страны, как Австралия, которая занимает пять процентов мировой суши. Если мы поэкспериментируем с расселением всего населения Земли, например, в США, то для этого достаточно будет одного из американских штатов, такого, как Аризона. Если мы соберем все мировое население в одном месте, то для этого достаточно будет Московского региона. Если мы зададимся вопросом, возможно ли прокормить такую массу людей силами одной страны, то ответ будет тоже положительным – для этого будет достаточно ресурсов одной лишь Индии. Поэтому определение «миф о перенаселении» абсолютно объективно.

Теперь о том, откуда эта мифология произрастает. Здесь, пожалуй, два ключевых субъекта. Первые – контрацептивные компании и абортивные клиники, поскольку и те и другие заинтересованы в многомиллиардных прибылях. После каждого заявления ООН о том, что планета якобы перенаселена, в развивающихся странах как грибы начинают расти и фармацевтические компании, предлагающие контрацепцию, и, естественно, абортивные клиники. Вторые заинтересованные – это достаточно небольшая часть мировой элиты, которая просто очень боится усиления стран-конкурентов, в частности Китая. И именно этим обусловлены программы по контролю над рождаемостью. За последние 16 лет на эти цели – вдумайтесь – выделено 75 миллиардов долларов!

Рождаемость в последние 40 лет опустилась с 4,7 до 2,5 ребенка на женщину. Она опустится ниже уровня порога замещения поколения буквально в 2030 годах. 76 стран мира сегодня не воспроизводят свое население. Фактически половина человечества живет в зоне уже открытой либо латентной депопуляции. И это действительно трагедия и беспрецедентная ситуация – мир никогда не знал подобной проблемы.

Игорь Белобородов, директор Института демографических исследований

Источник - http://rodkom.org/2013/4620.html

ЮНФПА: СТРАТЕГИЯ СОКРАЩЕНИЯ ЧИСЛЕННОСТИ НАСЕЛЕНИЯ

Портал «Новая Америка» опубликовал статью о деятельности Фонда Организации Объединенных Наций в области народонаселения ЮНФПА, направленной на сокращение населения, на основе доклада, опубликованного в 2013 году «Народонаселение Кении: анализ ситуации».

В докладе выдвигается довольно спорный тезис о то, что население Кении слишком велико и растет слишком быстро.

ЮНФПА, согласно докладу, стремится активизировать усилия по сокращению рождаемости, и призывает кенийских женщин активно использовать методы «планирования семьи» и «репродуктивного здоровья», известные схемы по сокращению населения до уровня «желательного» для ООН. Критики быстро охарактеризовали это как откровенную евгенику, а некоторые эксперты назвали настоящим примером «войны с женщинами».

Миллионы долларов были потрачены ЮНФПА на программы, направленные на сокращение рождаемости, т.е. на сокращение числа детей, а не на то, чтобы каждой женщине были обеспечены надежные условия сохранения беременности и родов.

Публикация кенийского отчета является знаковым событием, поскольку Организация Объединенных Наций в настоящее время работает над созданием новых планов, которые будут положены в основу следующего этапа программы развития, потому что многие из его более ранних программ подходит к концу.

Серия встреч и конференций была проведена в различных странах мира, чтобы попытаться установить региональные приоритеты. Само собой разумеется, этот процесс был использован идеологами для того, чтобы итоговые документы содержали положения о контроле над жизнью и семьей, а повестка дня и доклады формировались таким образом, чтобы обеспечить этот процесс.

«Новая Америка»  комментирует это следующим образом.

В спорном отчете, подготовленном приспешниками ЮНФПА в кенийском правительстве, говорится: несмотря на резкое снижение рождаемости в течение последних десятилетий, власти должны сделать гораздо больше, чтобы привести численность населения к «желательному» уровню. Ссылаясь на претензии о том, что для ООН «большое количество» людей создает широкий круг реальных и воображаемых проблем, документ предлагает радикальные многочисленные схемы для сокращения населения. Среди предложенных направлений – распространение контрацепции, сексуальное просвещение, «новые возможности» для женщин, уменьшение «спроса» на детей и многое другое.

Одной из целей реализации новой политики является снижение суммарного коэффициента рождаемости с 4,6 (текущий уровень) до 2,6 детей на одну женщину к 2030 году, отмечается в докладе. Особенное внимание направлено на бедные слои населения, «в связи с тем, что спрос на детей по-прежнему высок и вряд ли изменится, если существенные изменения до желаемых размеров семьи не будут достигнуты».

В документе также говорится, что существует «необходимость быстрого снижения рождаемости». Таким образом, ревнители контроля над численностью населения из ООН заявляют: «Задача состоит в том, чтобы уменьшить сохраняющийся высокий спрос на детей».

На 300 страницах доклада «Народонаселение Кении: анализ ситуации» нет явных призывов к абортам. Тем не менее, эксперты, которые разбираются в обманчивом бюрократическом языке ООН, видят их реальность на повестке дня довольно ясно. Например, в документе приводится много ссылок на так назывемые «репродуктивные права» и «репродуктивное здоровье». В свое время в 2010 году госсекретарь Хиллари Клинтон в выступлении выразила это следующим образом: «Репродуктивное здоровье включает доступ к контрацепции, планированию семьи и легальным безопасным абортам».

В докладе также предлагается создать условия для поздних браков, сексуального образования и так называемого устойчивого развития.

Общей темой на протяжении всего доклада о Кении является утверждение о «необходимости» создания условий для позднего вступления в брак и позднего деторождению. Некоторые из предложенных методов для достижения этой цели включают в себя «образование» с широким диапазоном схем, направленных, на формирование у африканских женщин установок малодетности и их общепризнанности. «Достижение низкой рождаемости осложняется различиями между индивидуальными предпочтениями рождаемости и желательным уровнем рождаемости», говорится в докладе. Другими словами, ООН знает лучше африканских семей, какими должны быть эти семьи.

«Инвестирование» в программы, которые ООН называет «образование» и «здравоохранение», говорится далее в документе, будет «способствовать достижению более благоприятных демографических показателей». К «благоприятным результатам» с точки зрения тотального контроля над народонаселением относится «низкая рождаемость, достигнутая путем более широкого использования контрацепции» и «малочисленная семья в идеале». В документе также рекомендуется включать женщин в состав рабочей силы, для этого правительству поручено изменение «гендерных ролей», как способ обеспечения уменьшения числа африканского населения.

«Устойчивое развитие требует от правительства Кении активно решать, а не только реагировать на демографические тенденции, которые будут разворачиваться в течение ближайших десятилетий», говорится в докладе ООН. Это означает, что устойчивое развитие осуществляется за счет отказа от свободы, гуманности, и национальной независимости. «Всеобщий доступ к сексуальному и репродуктивному здоровью до сих пор сдерживался рядом экономических, социальных, культурных факторов. ЮНФПА будет в первых рядах по поддержке и реализации политики в области репродуктивного здоровья».

Пэт Бакли, руководитель Европейской лиги жизни (Ирландия)

Перевод Татьяны Тарасевич

Источник - http://rodkom.org/2014/5536.html

В КЕНИИ ПОД ВИДОМ ПРИВИВОК ПРОВЕЛИ МАССОВУЮ СТЕРИЛИЗАЦИЮ

Епископы в Кении обвинили две организации, работающие с ООН, что в вакцины добавлены агент, вызывающие у девочек бесплодие. Согласно заявлению, распространенному Кенийской Ассоциацией врачей, в вакцинах был обнаружен компонент, который вызывает выкидыши и бесплодие. Вакцина была введена 2,3 миллионам девочек и женщин при поддержке Всемирной Организации Здравоохранения за счет госбюджета Кении.

“Мы отправили шесть образцов вакцины с разых концов страны в лаборатории Южной Африки. Они подтвердили наличие антигена на Хорионический гонадотропин”, говорит доктор Muhame Ngare из медицинского центра в Найроби – “везде подмешан гонадотропин. Доктор Ngare, представитель Кенийской ассоциации католических врачей, заявил в ноябрьском бююлетене от 4 ноября: “Это доказывает правивость наших худших опасений. Кампания ВОЗ по вакцинации не преследует цель уничтожить столбняк новорожденных, а представляет собой только хорошо скоординированную массовую стерилизацию и контроль над рождаемостью. Его свидетельство было представлено в Министерство здравоохранения перед началом третьей волны иммунизации, но было проигнорировано. Правительство утверждает, что вакцина безопасна. Министр Здравоохранения Джеймс Махария даже сказала BBC: “Я бы рекомендовал моей собственной дочери и жене сделать ее, потому что на 100% уверен в безопасности и отсутствии побочных эффектов. Доктор Коллинз Табу, глава отделения иммунизации Минздрава Кении, сказал, что в вакцинах нет никаких примесей, кроме антигена столбняка. Вакцина используется в течение 30 лет, продолжил доктор Табу – вакцинированные женщины беременели, мы отрицаем что в прививки были добавлены контрацептивы, газеты публиковали фотографии женщин, которые забеременли после вакцинации.

Доктор Нгаре отвечает: “Кто-то из нас, или мы, или правительство говорит ложь. Но спросите себя: какой смысл католическим докторам врать? Католическая Церковь занимается здесь медицинской помощью, в том числе вакцинацией в течение ста лет, то есть больше, чем Кения существует как государство”. Доктор Нгаре сказал, что есть несколько вещей, которые встревожили специалистов.

Почему-то вакцины дают в первую очередь женщинам детородного возраста. Если вакцина нужна младенцам в утробе, то зачем проводить массовую вакцинацию 15-летних девочек при том что вступление в брак запрещено до 18 лет? Доктор также встревожен необычным пятиразовым режимом вакцинирования. Обычно мы даем серию уколов, даем любому, кто приходит с открытой раной: мужчинам, женщинам и детям.

Гонадотропный гормон был найден во всех шести пробах, посланных в медицинскую лабораторию в Найроби и ЮАР. Епископы и доктора предупреждают, что инъекция гонадотропным гормоном приводит к тому, что против него вырабатываются антитела. Когда женщины беременеют и производят свой собственный гонадотропный гормон, это запускает имунный ответ, который, в свою очередь, приводит к выкидышу.

Нгаре сказал, что ВОЗ с 1993 года проводит политику контроля над рождаемостью. Почему ООН хочет сокращать рождаемость в развивающихся странах? Первое объяснение – расизм. Второе – контроль над их природными ресурсами.

По материалам зарубежной прессы, в том числе www.lifesitenews.com

Источник - http://rodkom.org/2014/6534.html

ПИСЬМО СЕСТРЕ, КОТОРАЯ НОСИТ ПОД СВОИМ СЕРДЦЕМ МЛАДЕНЦА, НО НЕ ХОЧЕТ ЕГО РОЖДЕНИЯ

«Блаженны милостивые,
ибо они помилованы будут»
(Мф 5:7).
«Нет больше той любви,
как если кто положит душу свою
за друзей своих»
(Ин 15:13).

Здравствуй, милая... Родная моя... Каким счастьем и тихой, забытой нежностью наполнилось мое сердце при известии о том, что скоро войдет в эту жизнь новый человечек! Сколько настоящей радости войдет через него в нашу жизнь и жизнь многих, с кем он соприкоснется!

Я знаю, он будет похож на тебя, с такими же ласковыми глазами. И ты будешь радоваться, когда тебе будут говорить о вашем сходстве. Представь себе: сначала мы будем умиляться всему, его улыбке, волосикам, пальчикам, ручкам. Потом мы будем думать и удивляться, как мы жили без него до сих пор? Потом мы научим его ходить. И когда он первый раз назовет тебя мамой, ты заплачешь от счастья… А может, просто будешь тихо радоваться и благодарить Бога. Сколько раз я прижму его к себе и буду согреваться его любовью! И может быть, тогда постепенно залечатся старые раны моей души, которые все же болят при любой перемене жизненной погоды. Может, это будет тот самый дар от Бога, который исцелит и твою душу, и твои раны.

Я даже не хочу упоминать о том, на что ты решилась. Мне становится страшно. Думая об этом, я представляю, как мы обе падаем в смрадную, полную невыразимых страданий, бездну. В нее упали уже миллионы душ. И мне хочется кричать от ужаса. Но самое страшное, что ты безвозвратно сбросишь в бездну того человечка, который должен быть моим долгожданным счастьем. Нашим счастьем. Я не хочу, чтобы он, мое солнышко, стал растерзанным, окровавленным комочком. Малыш, которого я уже безмерно люблю, но не смогу уже воскресить никогда. Не лишай меня этого утешения, прошу тебя. Может, это будут те самые, столько лет ожидаемые, и все никак не приходящие утешение и радость в твоей многострадальной жизни.

Я уже немолода, и мне так не хватает этой детской любви, милых поцелуев, восторженной радости от пустяков, нежных улыбок, беспомощных, доверчивых ручонок… Как мне уговорить тебя? Где взять мудрость и слова? Как задеть все струны твоей души, чтобы они не давали тебе покоя, чтобы ты не решилась на то непоправимое, страшное, леденящее мне душу и сознание, на то, о чем так настойчиво шепчет тебе демон…

Сестра, не слушай его! Он человекоубийца исстари. Он хочет усыпить тебя и украсть дар Божий… Проснись... Нам так не хватает любви. В детях Господь посылает нам великий дар. Не будем неблагодарными. Знаешь, я не умею коснуться другого сердца. Для этого нужна святость. Могла бы – звонила бы во все колокола твоей души день и ночь, лишь бы ты очнулась от своего безумного состояния. Но я не умею этого делать. Только молюсь. И как жаль, что я не могу защитить и обнять ладонями маленькое тельце, еще только капельку.

Я хочу рассказать тебе две истории, о которых часто думала, они не давали мне покоя. Я не рассказывала тебе о них. Как-то мы с моими детьми приютили котят. Этих малышей выбросили на улицу, как ненужный хлам. Одному из них, видимо, машиной отдавило задние лапки. Он еле ползал, двигая только передними. Другой, видя беспомощность братика, так преданно и бесстрашно защищал его, что без слез умиления нельзя было на них смотреть. Понимаешь, он уже очень сильно любил его и сражался за него до смерти. Он шипел на всех, кто хотел подойти к его брату. Он жертвовал своей жизнью. Этот кроха, бессмысленное животное, которому от роду всего месяц, все понимал. Он действовал так, как должна была бы действовать ты…

Даже если ты думаешь, что никому не нужна, знай – ты нужна Богу. Ты нужна еще неродившемуся ребенку

Соберись, прошу тебя. Даже если ты думаешь, что ты никому не нужна, знай – ты нужна Богу. Ты бесконечно нужна еще неродившемуся ребенку. Разбуди в себе материнский инстинкт. Стань защитницей беззащитному. И тебя за это защитит и помилует сам Господь.

Расскажу тебе и трогательную историю: к этим котятам на мусорку приходила собачка, чтобы покормить их своим молоком. Она жалела их, никому не нужных, и давала им свое молоко, возможно, оставляя недокормленными своих щенят. Неужели животные добрее нас? Разбуди в себе милосердие. Не сдавайся, не соглашайся на великую подлость.

А вот еще один случай, потрясший меня до глубины души. Ты знаешь, что мы живем у леса. Кто-то, видимо, захотел избавиться от старой уже охотничьей собаки и оставил ее на улице. А может, было и по-другому, не знаю. Она иногда прибегала к нам, я подкармливала ее, и мы подружились. Как-то долгое время ее не было, а потом она пришла. Она держала что-то в пасти и носилась туда-сюда. Наконец она положила этот комочек на землю и завыла, по-бабьи, истошно, безнадежно. Звуки эти разрывали мне сердце. Я посмотрела и увидела ее мертвого щенка. Она, старая, больная, всеми покинутая, причитала над ним, как человек. Целый день она так страдала. Приносила мне его, показывала, брала опять в пасть и уносила. Она просила меня о помощи. Моя душа страдала ее страданием. Она приходила ко мне за помощью и утешением. Но что может сделать человек? Как утешить страдающее животное? Она не взяла предложенный ей обед, а показывала всем своим видом, что ей нужен только ее щеночек, живой, который будет любить ее и станет для нее великой радостью и утешением…

Господь разговаривает с нами через все, что мы видим и переживаем

Знаешь, с возрастом я начинаю понимать, почему Господь нам дает увидеть что-то. Он разговаривает с нами через все, что мы видим и переживаем. Увидеть все это было мне дано ради тебя. Видимо, Господь хотел, чтобы я рассказала тебе об этом.

Растопи свое сердце. Воскреси его для любви и защиты. Забудь о себе. Стань мужественной. Помни только о том, что ты уже мать. Мы люди, и нам дан дар бессмертной души. Так не погуби же эту душу. Прошу тебя, вопиет к тебе душа моя, сестра, услышь! Вспомни и меня, наконец.

Вспомни, как я, истерзанная, после паралича и раковых болей училась заново ходить. Как, спустя какое-то время, я поняла, что жду ребенка. Я была счастлива, что у моей доченьки появится родная душа. И если я покину их, они не будут одиноки в жизни. Вспомни и то, какие страдания я тогда перенесла. Ведь врачи говорили мне, что ребенок родится уродом, с раковой опухолью мозга, а я умру при родах.

Я сразу решила, пусть умру, но ребенка не предам никогда и ни за что. Сколько я скорбела, молилась, и Господь подал мне утешение. Я, тогда еще совсем молоденькая, зашла в церковь (единственное прибежище для меня во всех обстоятельствах жизни) и на коленях выплакивала боль моей души перед Господом. И Он услышал меня. Ко мне подошел священник. Узнав причину моих слез, пожалел меня и посоветовал читать молитву «Богородице Дево, радуйся» столько раз в день, сколько смогу. И я читала ее без перерыва. Я не боялась смерти и не боялась болезни ребенка. Бог дал мне силы и мужество принять все это.

Я видела невыразимые страдания и несгибаемую волю женщин, которые жертвуют собой, своим здоровьем ради своих будущих детей

Многое пришлось мне пережить тогда. И болезнь отца, умиравшего на моих руках (когда его увезла «Скорая», я, стоя на коленях, просила Господа помиловать папу), и уход мужа. Потом я лежала в патологии и видела невыразимые страдания и несгибаемую волю женщин, которые жертвуют собой, своим здоровьем ради своих будущих детей. Вспоминаю и то, как я осталась совсем одна во время родов и, зная обычное равнодушие врачей, была до глубины души тронута их неожиданным участием ко мне. От меня не отходили ни дежурная врач, которая просила меня кричать и все время гладила мою руку, ни санитарка, сделавшая мне столько уколов... Все врачи и медсестры постоянно подходили ко мне с сердечным участием. А я стеснялась всего, особенно своей заброшенности и отсутствия денег, и только постоянно благодарила их за все. Вот так Господь видимым образом дал мне утешение в их лице.

И какое же счастье было, когда я, совершенно обессиленная и почти потерявшая сознание, увидела своего маленького мальчика! Он не был уродом, и это было чудо. Только от недоношенности у него был большой носик. А когда его в первый раз принесли ко мне в палату, он запел. Ты когда-нибудь слышала, как поют новорожденные? Я даже не знала, что такое бывает. Он родился в неделю всех Святых. Тогда я постоянно пребывала в таком состоянии, что мне казалось, будто раскрыто Небо. Неземной покой окутывал меня. Моя душа была переполнена благодарностью Богу, Богородице и всем небожителям.

Призови Господа с верою, не отступай от Него в молитве. Даже если все силы в мире восстанут против тебя

Сестра... Призови Господа с верою, не отступай от Него в молитве. День и ночь проси, умоляй Его о помощи. Забудь о себе. Собери все свои силы и пойди в церковь на исповедь. Даже если все силы в мире восстанут против тебя. Держись молитвой за Богородицу. Никогда не было, чтобы Она оставила человека в беде. Не оставит и тебя. Только начни усердно молиться прямо сейчас. И да помогут тебе Господь, Матерь Божия и все святые всегда и во всем.

Всегда любящая, преданная и молящаяся за тебя сестра.

Тамара Манелашвили

24 ноября 2014 года

Источник - http://www.pravoslavie.ru/jurnal/75359.htm